ЕХАЛИ НА «ЦИФРЕ» С БУБЕНЦАМИ…
В середине октября на форуме «Открытые инновации» в Сколково правительство представило окончательный вариант нацпроекта «Цифровая экономика». По словам первого вице-премьера Максима Акимова, куратора темы, «цифровая экономика состоялась. Другой вопрос, как мы этой активностью распорядимся», отметил он.
Оптимизм министров на форуме связан с тем, что в правительстве, наконец, определились с ключевыми приоритетами. После годовых дискуссий на первое место чиновники определили архитектуру цифровой трансформации. А если проще: из каких кубиков и этажей «цифровое здание» должно состоять, чтобы не рухнуть. На второе место поставлена модель госуправления этим сооружением. Властям, считает господин Акимов, предстоит стать «полностью цифровыми внутри», что потребует «изменить саму систему госслужбы и принципы управления...» Причем говорить между собой и партнерами блоки «здания» должны на одном языке – цифровом, разумеется. Без этого не будет доверия, а значит, воцарится цифровой хаос, который не лучше, а гораздо страшнее традиционного.
Ключевой задачей, по словам Акимова, является обеспечение свободного доступа к госданным за счет широких платформенных решений с открытым кодом. Здесь должна быть здоровая конкуренция «…без новых вертикально интегрированных государственных или прогосударственных холдингов на монопольном доступе к данным, которые предоставляются в силу закона, – это явление для экономики, мягко говоря, не сильно хорошее. Я вижу эту опасность», подчеркнул Акимов.
Одна из разновидностей такой опасности обнаружилась немедля. Это проект закона Минкомсвязи, в котором прописана монополия «Ростелекома» на инфраструктуру электронного правительства. Замечу, идея рождена под руководством прежнего министра, а нынешнему главе ведомства Константину Носкову проект не понравился, хотя он уже согласован с другими министерствами. Обсуждение выявило, что законопроект не нравится никому: регионы успели создать собственные платформы (Москва и Татарстан), ведомства не понимают правил и сроков перехода, эксперты озабочены игнорированием проблемы управления данными в системах. Министр Носков предложил создать рабочую группу для доработки законопроекта, его поддержали и представители администрации президента, и АНО «Цифровая экономика».
Однако не успел закончиться форум, как появилась новость, будто Сбербанк может войти в капитал «Яндекса», главной IT и вообще крупнейшей компании страны. Хотя в Сбере информацию опровергли, однако за несколько минут после её обнародования капитализация «Яндекса» обвалилась на $1 млрд. Акции компании падали и на следующий день, в том числе – в Нью-Йорке, а на Московской фондовой бирже подешевели на 20-30%. Конечно, на инвесторов подействовал и тот факт, что сам Сбер под санкциями.
Несмотря на опровержение, дыма без огня не бывает. Не зря президент Путин сравнил нацпроект «Цифровая экономика» с большевистским планом ГОЭЛРО. Если государство так или иначе управляет двумя третями экономики страны, а недавно под его руку попала такая же доля банков, причем – крупнейших, то чем лучше (хуже?) цифровые компании?
Вообще, чтобы покушение на монополизацию «цифры» исчезло, должна быть демонтирована вертикаль власти в её нынешнем виде, когда эффективность чиновного импульса не распространяется за границы его кабинета, а то и стола. Но что-то предпосылок замены вертикали на модель, адекватную стране и времени, не предвидится ни завтра, ни к 2024 году. И сегодня на столе почти каждого чиновника в правительстве стоит компьютер, но почему- то одно ведомство запрашивает у источника данные, которые есть в базе данных другого ведомства. Россияне испытали это на себе, да еще не единожды, разнося справки по разным подъездам власти.
Словом, относительно того, что «цифровая экономика состоялась», не стоит понимать буквально. Что имеет Россия сегодня? Хотя и зарубежные эксперты, и наши в качестве достижения отмечают повсеместное проникновение интернета и мобильной связи, однако на этом плюсы иссякают. Доля «цифры» в валовом продукте страны весьма скромна: около 4%. Для сравнения: у Евросоюза – более 8%, у Китая – 10% и почти 11% у США. Эксперты прогнозируют, что доля цифровой экономики в ВВП России к 2021 году увеличится до 5,6% ВВП. «Недостаточно благоприятный деловой климат в РФ продолжает препятствовать получению цифровых дивидендов. А учитывая зависимость от нефти и газа, на экономический рост сильно влияют колебания мировых цен на нефть, которые могут затмить показатели объема цифровой экономики», – говорят во Всемирном банке.
Любопытно, что как раз в октябре, будто к форуму в Сколково, в академических «Вопросах экономики» вышла обширная статья Д.А. Медведева «Россия-2024: Стратегия социально-экономического развития». Отмечая «неплохие исходные позиции» страны в цифровизации, автор пишет: «Тем не менее уровень применения соответствующих технологий серьезно различается и по отраслям, и по российским регионам. В целом в экономике существует разрыв между предприятиями – лидерами цифровизации и остальной, весьма значительной, частью бизнеса. Первые прокладывают путь, вторые не всегда даже пытаются им воспользоваться. Это можно объяснять и ограниченностью средств, и нехваткой кадров. Но наиболее вероятная причина – дефицит рыночной конкуренции, надежда на внерыночную, административную, бюджетную поддержку».
Однако академическое понимание актуальности той же конкуренции премьер правительства, имея вроде бы все рычаги, почему-то не реализует на практике. Доходы от приватизации, а значит, и её масштабы в новом политическом цикле, по словам главы Счетной палаты Алексея Кудрина, «даже смешными не назовешь». Более того, консолидация госсектора только усиливается. Так, вопреки законодательству, не предусматривающему передачу пакета акций между двумя госкомпаниями, «Объединенная самолётостроительная корпорация» переходит в состав могущественного «Ростеха». Не потому ли, говорят эксперты, что его глава господин Чемезов служил в ГДР вместе с президентом Путиным? А ведь в декабре 2017 г. президент подписал указ о национальном плане развития конкуренции. Похоже, о нем забыли. Между тем тот же «Ростех», наверное, управляется кем-то из поднебесья. Сравните: в советские времена отрасли промышленности насчитывали 250-300 предприятий, а в «Ростехе» уже более 800!
Но кроме клятвенной приверженности правительства «цифре» нацпроект еще следует дополнить эффективными стратегиями хотя бы ключевых отраслей экономики. Однако чего нет – того нет, и непонятно, будут ли прописываться стратегии в принципе. И не на очередной политический цикл, а на 25-30 лет. И не автономно для каждой отрасли, а в увязке со всеми, включая социальные сферы. Называется это системным подходом, которым чиновники похвастать не могут. А когда обходятся планами только на завтрашний день, да еще по каждой отрасли отдельно, происходят такие вот казусы. В Сбербанке цифровые технологии в ближайшие годы вытеснят чуть не треть персонала. Как вы думаете, кто вылетит прежде всего? Конечно же, предпенсионеры, несмотря на шанс руководства Сбера налететь на санкции. Ну а если его руководство будет законопослушным и предпочтёт оставить предпенсионеров, то на улице окажутся молодые специалисты. (К слову, даже по данным Росстата в нынешнем январе доля безработных среди молодежи до 25 лет перевалила за 20%. Как во Франции, например). Вот вам последствия повышения пенсионного возраста без учета цифровой революции. «Барьеры остаются на межведомственном уровне, в сфере трансформации внутренних процессов госуправления, в управлении данными», – отмечают авторы свежего доклада Всемирного банка.
Так что тем стратегиям, которыми оперирует нынче правительство, грош цена по сути, но не по стоимости. В прошлом году на научные исследования в области национальной экономики федеральный бюджет потратил около 207 млрд рублей – каждый второй, выделенный на гражданскую науку. Это в 11 раз больше, чем государство потратило на прикладные исследования в медицине. Ну и что в сухом остатке? Анализ Центра развития НИУ ВШЭ показал, что на внутреннем рынке из 10 основных секторов экономики более-менее конкурентоспособны три: пищевая и химическая промышленность, а также сельское хозяйство. Однако многие эксперты плюсы последней отрасли ставят под большое сомнение.
Словом, для цифровизации промышленности поле почти непаханое. Согласно опросу компании «Цифра» при поддержке Минпромторга доля предприятий-лидеров, активно тестирующих или применяющих цифровые инструменты, не более 10–15%. К примеру, доля станков с ЧПУ (модулями программного управления) лишь у 14% заводов составляет более половины парка, хотя именно это оборудование необходимо для внедрения цифровых технологий.
Сдерживает цифровизацию и недостаточная степень проникновения промышленных систем автоматизации. По мнению исследователей «Цифры», проблемой остается и дефицит апробированных отечественных разработок. А куда как более дорогие западные системы и приборы могут позволить себе лишь немногие заводы. В результате до 90% отечественных производств до сих пор не используют, например, современные системы планирования. Лишь 20% участников опроса внедрили так называемые MES- системы – для диспетчеризации, управления производственными фондами, энергоресурсами и аналитики на основе полученной информации.
Дмитрий Песков, спецпредставитель президента по цифровому развитию, видит, что цифровизацию экономики и госуправления составляют три волны, хорошо описанные в мире. Первая, самая быстрая, – та, что есть сегодня: «где еще нет зависимости от материальных объектов – банки, госуслуги… Для этого достаточно поменять алгоритм, чтобы работало лучше». Во вторую волну (горизонт 4–10 лет) к алгоритму добавляются отношения между людьми: «Там мы увидим цифровизацию таких крупных отраслей, как образование и здравоохранение». Третья волна – «когда в это уравнение добавляются промышленность, строительство, это горизонт 10–20 лет».
Более того, продолжает Песков, в мире нет ни одной крупной индустрии, где технология цифровых двойников была бы внедрена на всех этапах жизненного цикла. Самая консервативная отрасль, до которой волна пока не докатилась, – это строительство. Но когда докатится, экономический эффект будет максимальным. В первой волне лидерские позиции занимает частный бизнес – крупные телеком-операторы и банки, для них это вопрос выживания.
Часть сквозных технологий – большие данные, цифровые двойники, искусственный интеллект – одинаково применима и во второй, и в третьей волне. Песков ожидает, что когда лидеры цифровой трансформации первой волны исчерпают маржу в своем направлении, они пойдут во вторую и третью. Те, у кого есть цифровые компетенции, попытаются сдвинуть отстающих. И тогда нас ждет радикальное изменение бизнес-ландшафта в горизонте 5–10–15 лет.
Однако для начала хорошо бы одолеть нацпроект до 2024 года. Сумеем ли?
