БЕДНОСТЬ НЕ ПОРОК?
ПРИГЛАШАЕМ К РАЗГОВОРУ
В конце года принято подводить итоги и делать прогнозы. На слушаньях в Совете Федерации главой Счётной палаты Татьяной Голиковой была озвучена цифра: через три года 20,5 миллионов человек в России будут находиться за чертой бедности.
К 2019 году численность населения с денежными доходами ниже прожиточного минимума составит 13,9%. Количество бедняков вырастет на 1,4 миллиона. Каждый седьмой наш соотечественник будет в скором времени жить за чертой бедности. (Данные эти взяты из прогноза социально- экономического развития страны, который был внесён в Государственную Думу).
Для России наступают не самые хлебные годы: кому-то придётся слегка умерить свои аппетиты, а кому-то – до предела затянуть пояса.
Одной из веских причин обнищания населения, наряду с санкциями, падением цен на энергоносители, банкротством предприятий и т.п., является глобализация. Торговые сети опутали Россию. Они идеально приспособлены для распространения товаров, производимых международными корпорациями.
Как прозвучало в одном политическом ток-шоу, для того чтобы насытить мир необходимыми для жизни товарами, достаточно ста миллионов работающих. Остальная часть населения земли может выступать лишь в качестве потребителей.
Но загвоздка как раз в том, что потребители, не имеющие возможности зарабатывать средства для приобретения товаров, выпадают из этой цепочки. Круг замыкается, делая бессмысленными все технические революции, роботизацию производства, такси без водителей и вообще прогресс как таковой.
В чём смысл роботизации, которая уменьшает количество работающих, но и одновременно уменьшает количество покупателей произведённого продукта? Она имела определённый резон на стадии захвата глобального рынка, когда национальные экономики сражались за возможность продавать свои товары на чужих территориях. Когда же рынок завоеван, на первый план выходит проблема платёжеспособности потребителя, его покупательный потенциал. А каким он может быть там, где отсутствует производство?
Россия в битве за глобальный рынок не участвовала. Она просто открыла свои пространства для товаров соседних стран и практически без конкуренции заглушила свои производственные мощности. Ставка была сделана на сырьевые отрасли. Но для функционирования этих отраслей необходимо население в десятки, а то и в сотню раз меньшее, чем мы имеем.
Таким образом, появилось большое количество людей, не находящих применения своим способностям, живущих на иждивении у своих близких. Те, у кого отсутствуют близкие, имеющие хоть какие-то доходы, влачат откровенно нищенское существование.
Вообще-то для глобального рынка население с низкими доходами крайне невыгодно. Оно практически исключено из процесса потребления, потому что довольствуется минимальным набором товаров. Оно вынуждено вести натуральное хозяйство, производя необходимые для своего существования продукты и вещи.
В этом парадокс эпохи глобализации: то, что является результатом появления глобального рынка в нашей стране, крайне невыгодно прежде всего самому глобальному рынку.
Глобальному рынку невыгодна неконкурентоспособность России, её отсталость, неумение населения зарабатывать, а значит, и тратить деньги.
От умения зарабатывать нас отучали семьдесят лет экспроприациями и раскулачиванием, посадками за любую экономическую инициативу, находящуюся за пределами ведения государства. Предпринимательская прослойка страны была уничтожена полностью. Само понятие зарабатывания денег, именуемое как нажива, обогащение, было криминальным деянием и жёстко наказывалось.
На первый план в государстве вышел исполнитель. Предприимчивость приобрела извращенные формы: люди, обладающие ею, концентрировались в сферах распределения и обслуживания. Например, весьма почётно было работать официантами и таксистами, потому что они имели дело с деньгами, подверженными минимальному учёту, часть из которых можно было попросту присваивать.
И вот после семидесяти лет тотального контроля над кошельками граждан нам предложили вернуться в русло предпринимательства. Но как?!
Практические навыки профессий, традиции и сама матрица той свободной для труда и обогащения жизни были утрачены. Миллионы людей воспринимали производство как исключительно государственное дело и долго ещё смотрели на власть с надеждой, что она вот-вот даст им работу.
Изменить форму собственности не так сложно. Куда сложнее изменить людей, сделать их адекватными новой формации. Ведь даже поколения, выросшие при капитализме, носят в себе черты социального иждивенчества: у многих генетически отсутствует предпринимательская жилка. При том минимальном спросе на исполнителей в нашей экономике они обречены на бедность и нищету.
Вообще-то бедность и нищета – это естественные состояния человечества. Миллиарды людей живут в бедности и нищете, так что как раз неестественным состоянием можно назвать жизнь в достатке и изобилии. Хотя в пределах одних и тех же реалий приверженность к определённому качеству жизни, как это ни странно, есть черта наследственная. Об этом – небольшой отрывок из очерка Тургенева «Хорь и Калиныч»:
«Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живёт в дрянных осиновых избёнках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дёгтем и по праздникам ходит в сапогах.
Орловская деревня… обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращённого в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трёх тощих берёз, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой…
Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тёсом…».
Представления о том, как надо жить и что такое достаток и нищета, передаются из поколения в поколение, и что для калужского крестьянина являлось признаком нищеты, для орловского – было нормой.
Понятие бедности имеет куда большее различие в разных частях страны – в регионах с высоким достатком и с низким.
Большое количество людей, находясь в состоянии бедности, не видят в этом ничего плохого. Их вполне устраивает тот уровень жизни, который они имеют, и те усилия, которые прилагаются для этого. В древности это обозначалось возвышенным философским понятием – аскетизм.
Ничего не зная об аскетизме, мы были хорошо знакомы с его постулатами. Нас с детства учили обходиться минимумом, ограничивать потребление, беречь одежду и вещи, и в правильности этого в условиях, когда средства были ограниченными, никто не сомневался.
Христианство, кстати, видит в бедности больше достоинств, чем в богатстве: «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное».
И так было тысячелетия. Но пришли иные времена.
Учение о разумной достаточности плохо стыкуется с эпохой, где потребление возведено в ранг религии. Создаётся впечатление, что мир возвращается к язычеству, когда торжествующая плоть становится доминантой реальности. Отсюда бедность, не способная участвовать во всеобщем шабаше, – это один из пороков современного общества.
Ответственность за обнищание населения традиционно принято возлагать на правительство. Конечно, власть должна контролировать реалии экономической жизни, должна создавать климат, благоприятствующий развитию промышленности, сельского хозяйства, малого бизнеса – заманивать народ в светлое будущее глобализма.
Но как научить человека предприимчивости, практической хватке, научить не ждать у моря погоды, а действовать, искать, рисковать, сражаться не на жизнь, а на смерть за каждую подвернувшуюся копейку? Как в каждого отверженного вселить энергию созидания? Как привить ему иное понимание качества жизни, когда он твёрдо убеждён, что ему и так хорошо?
Бедность не порок. Бедно люди жили во все времена в силу тех или иных обстоятельств: семейных, природных, социальных. Пережить можно всё, если есть перспектива, если человек ищет выход из не устраивающего его положения.
Когда же положение его устраивает – это тоже выход. Но в иную реальность, которая превращает индивида в социальный нарост, становящийся проблемой и для общества, и для него самого.
Именно эта часть населения, что находится в нищете, но не видит ничего противоестественного в своём положении, не желает ничего менять, является наиболее бесперспективной для государства. Она лишена социальной ответственности и наиболее сложно поддаётся какому-либо влиянию.
Но и в этом случае невозможно однозначно утверждать, является ли бедность пороком конкретных людей или это порок всего общества.
Тюменская Правда №7
