Одолеем ли барьер?
Деньги в экономике уже бессильны…
На прошлой неделе президент Путин неожиданно похвалил правительство. «В условиях достаточно сложной обстановки в мировой экономике удалось все-таки сохранить позитивную динамику развития, – сказал он. – И самое главное – выполнены все социальные обязательства перед населением».
Эксперты обнаружили виртуальную причину похвалы. Оказывается, Росстат в апреле неожиданно снизил оценки двух первых кварталов 2013 г., и получилось, будто в двух следующих экономика росла с темпом почти 4% годовых. А вот результаты минувшего квартала Росстат вряд ли умудрится приукрасить при всем старании: по данным Минэкономразвития, ВВП вырос на 0,8%. Но это – по сравнению с таким же периодом прошлого года. А вот к октябрю-декабрю валовой продукт упал на 0,5%. Среди экспертов ходит шутка: растем мы или падаем? Правильный ответ: ни то, ни другое, поскольку обе цифры означают «около нуля».
Скорее всего, эта мистическая величина станет нашей спутницей надолго, поскольку все источники роста себя исчерпали. Не работает главная палочка-выручалочка, высокие нефтяные цены на мировых рынках. Нет надежды и на импортозамещение, поскольку производственные мощности загружены свыше 80%, да и те устарели. До сих пор более-менее спасал потребительский спрос населения. Вот и в первом квартале он неожиданно вырос, но, судя по всему, это последние конвульсии. Во-первых, уровень бедности за прошлый год с 9,9 вырос до 11,1%. Кстати, недавно я писал, что вместо обещанной 5-процентной прибавки к пенсии с 1 апреля она составила лишь 3,3%. Наивный человек, я поверил официальному сообщению. Когда пенсия пришла, оказалось, что выросла она к марту лишь на 1,7%. Так что заявление, будто государство выполнило все социальные обязательства, слегка преувеличено. Во-вторых, люди, напуганные массовым отзывом банковских лицензий и девальвацией, торопливо тратят около 1 трлн руб., снятых со вкладов. Кстати, зафиксировано, что владельцы вкладов больше 1-2 млн руб., не подлежащих страховым выплатам, начали переводить деньги на хранение куда угодно, только бы вывести их из-под угроз, связанных с отзывом лицензий у банков.
В-третьих, о грядущем повышении цен на импортные товары предупредила Высшая школа экономики. «Предприниматели ожидают продолжения ослабления рубля, а продукции, закупленной по прежним курсам, хватит максимум на пару месяцев», – объясняет директор Центра конъюнктурных исследований ВШЭ Остапкович. Повышение коснется не только овощей и фруктов, но и молочной продукции, сахара, некоторых видов круп, мяса и колбасных изделий – на 10-20%. Кроме того, дорожает одежда, бытовая техника, спорттовары, канцелярия и игрушки, косметика.
Население в долгах как в шелках: около 10 трлн руб. На каждую душу, включая стариков и младенцев, приходится две средних месячных зарплаты. Среди всех категорий выделяются покупатели автомобилей: их просроченные кредиты перевалили за 10% общего портфеля, что на треть больше прошлогоднего показателя.
Наши министры преуспели в сочинении страшилок, но вот сценариев и методов, способных вытащить страну из создавшейся ситуации, что-то не видно. Тем больший интерес вызвали рассчитанные в Минэкономике параметры, которые обеспечили бы реализацию майских указов президента и выход в 2015 году на рост почти в 10% ВВП. Оказывается, для этого инвестиции должны не выводиться из страны катастрофическими темпами, а вырасти на 6 трлн руб. Однако этот сценарий не дошел даже до обсуждения на правительстве, поскольку он, по оценкам экспертов, невозможен теоретически. Ведь столь быстрое и масштабное увеличение инвестиций вызовет инфляционный и курсовой шоки. Другими словами, громадные деньги не пойдут на реальные проекты, а будут тривиально проедены и «распилены». Между прочим, аналитики говорят, что компании, в том числе государственные, на банковских счетах держат около 7 трлн руб., но не вкладывают их в экономику. Почему? В том числе и потому, что, по словам бизнес-омбудсмена Бориса Титова, несмотря на амнистию, все еще зависло около 700 тыс. уголовных дел на предпринимателей. Это свидетельство попыток рейдерских захватов собственности. Кстати, в Крыму доля среднего и малого бизнеса составляет 80%, а в России все время колеблется возле 20%. И скорее всего, показатели сравняются.
Пока я писал этот текст, в Госдуме выступил премьер Медведев. В частности, он заявил, будто «у России сегодня появился шанс создать принципиально новую экономику, которая будет базироваться на национальном производстве». Надо полагать, что шанс этот связан с угрозой санкций со стороны объединенного Запада. Несколько странная позиция. Выходит, мощной девальвации рубля и падения темпов роста для пробуждения от летаргического сна было недостаточно… Более того, премьер, не в пример экспертам, усмотрел, что правительство держится некой стратегии, и это «продуманная и выстроенная система действий».
Однако есть и другая точка зрения. Еще недавно аналитики дружно сетовали на то, что полное отсутствие дешевых и длинных денег подрубает наш экономический рост, а теперь они сходятся на том, что появление таких денег не поможет. Россия сталкивается с новыми вызовами. Их корни отчасти просматриваются в прошлом. Во-первых, СССР обошла стороной научно-промышленная революция 60-х годов, кроме космоса и отчасти – оборонки. Во-вторых, понадеявшись на то, что все нужное страна купит, реформаторы в 90-е годы развалили промышленность, доля которой в ВВП скатилась до 16%. Эти две причины оставили страну с технологиями 3-4 укладов, тогда как мир освоил 6-й. А наши предприятия, за малым исключением, перебиваются на тех, что в двадцатых-тридцатых годах прошлого века подарили стране американцы и немцы, построив около 360 заводов и фабрик. Наконец, в-третьих, Россия практически не знает современных социальных технологий, без которых не пробиться в 6-й технологический уклад.
Как эти вещи взаимосвязаны? До сих пор спорят о том, какие технологии символизируют НТР. Однако профессор Владимир Мучник из Института экономики СО АН СССР, с которым мне в свое время посчастливилось тесно общаться, еще в 70-е годы показал, что у всех новейших технологий есть общий знаменатель: они малооперационные. Это и электроника, и обработка металлов давлением, а не резанием, и добыча угля с помощью воды… А малооперационность, в свою очередь, продукт фундаментальных открытий на стыках наук, которые продемонстрировали новые возможности материи. Словом, 6-й технологический уклад не освоят специалисты, подготовленные для работы с предыдущими укладами. А образование – это и есть разновидность социальных технологий.
Но вот в апрельской книжке журнала «ЭКО» я читаю беседу с ректором одного из сибирских госуниверситетов. Он говорит, что «большинство специалистов даже в рамках одной профессиональной траектории часто вынуждены сменить несколько профессий». А потому «сегодня на начальном этапе нет смысла готовить специалистов по узким программам». Но на этой же странице ректор, рассуждая о «прагматизации образования», считает «вполне логичным» переход на двухуровневое (бакалавриат и магистратуру) и утверждает, что бизнесу требуются прикладные компетенции. Однако первый и второй тезисы противоречат друг другу: ведь бакалавриат и предполагает обучение по узким программам. А с другой стороны, из страны по известным причинам «утекли» немногие специалисты, подготовленные по программам широким.
С издержками этой путаницы мы сталкиваемся на каждом шагу. Например, наш лучший завод в Зеленограде гордится тем, что выпускает чипы размером 160 и 90 нанометров. Но в мире-то массово выпускают чипы менее 10 нанометров… Другой пример: 2 апреля в течение 11 часов вся орбитальная группировка из 29 спутников «Глонасс» передавала неправильную навигационную информацию. Сбой произошел из-за человеческого фактора. Подобное случалось и раньше. Например, во время военного конфликта с Грузией навигационный сигнал пропал на территории Абхазии и Южной Осетии. Серьезных последствий удается избегать только потому, что подавляющее число устройств в России (в том числе и у военных) – это двухсистемные приемники «Глонасс/GPS».
Появление малооперационных технологий требовало ломки жесткой ведомственной системы управления в СССР, чего не могло случиться по определению. Сегодня корпоративные системы демонстрируют завидную гибкость, но ведь заскорузлая вертикаль власти эту гибкость и торпедирует, поскольку не справляется с ролью современного государства – конструировать и всячески поощрять зону, в которой стагнирующая экономика переплавляется в новую. Более того, эксперты подозревают, что представители государства не очень понимают, что такое современные социально-экономические технологии, в чем их качественное отличие от вещественно-энергетических и информационных, за счет чего они способствуют росту производительности.
Речь теперь идет о третьей волне – экономических, стоимостных, технологиях капитализации. За последние семь лет усилия в этом направлении консолидирует международное сообщество Impact Investing («Преобразующие инвестиции»). В разработку их методологии и стандартов американские и британские частные, а также государственные фонды уже вложили сотни миллиардов долларов. Но об этом – в следующий раз.
