Валютные страхи
Денежные власти предупреждают о новой беде, которая надвигается на Россию извне. Теперь мы боимся мировой валютной войны. Российские власти намерены вплотную заняться наведением порядка в мировом финансовом хозяйстве. Это хорошо. Главное, чтобы у них осталось время на то, чтобы заняться внутренними проблемами, которые кажутся опаснее якобы грядущей войны.
В среду, 16 января, на Гайдаровском форуме первый зампред ЦБ РФ Алексей Улюкаев сказал, что мир на пороге валютной войны (в этот же день и президент Владимир Путин в Кремле предупреждал, что «затишье на финансовых рынках может оказаться лишь временным»). А. Улюкаев тревожно рассказывал о политике правительства Японии, которая ведет к снижению курса йены, сокрушался, что подобную политику берут на вооружение и правительства других стран. «Это путь… к сепарации, сегрегации… вплоть до мировых торговых и валютных войн», — жаловался первый зампред (цитата по ИТАР-ТАСС).
Что за напасть надвигается на этот раз? Еще вчера пугали вторым витком кризиса, а сегодня вдруг хором заговорили про мировую валютную войну. Интересуемся — ничего нового. Дело даже не в том, что еще два года назад про это же трагически говорил министр финансов Бразилии Гвидо Мантега. Еще раньше, много лет назад, американцы тщетно пытались уговорить китайцев перестать унижать юань ради торговой выгоды.
Но тревога А. Улюкаева понятна. Избранный премьером Японии «динозавр» Синдзо Абэ стал честно исполнять свои предвыборные обещания. Обещал же Синдзо Абэ побороть дефляцию. Он объявил о решимости печатать деньги до тех пор, пока не появится в стране бы двухпроцентная инфляция. Дефляция пока продолжает свирепствовать на островах, курс йены уже упал на 7%. Это в принципе неплохо для экспортно ориентированной страны, в которой за несколько лет валюта укрепилась почти на 60%.
Японский прицел на борьбу с дефляцией тоже понятен. У страны большой государственный долг, его уровень по отношению к ВВП страны превышает 240%. Японцы усердно стареют, перегружая пенсионную систему.
А при дефляции, когда цены падают, рушатся и стимулы для производителей, не возникают в нужном количестве новые рабочие места, на каждого работника добавляются пенсионеры. С этой бедой Япония столкнулась накануне нулевых. Тогда начали было печатать новые йены, но как только ситуация чуть стабилизировалась, остановились. После же никаких других действенных способов развития экономики не нашли, что и привело к сегодняшней ситуации. Вот и вернули к рулю С. Абэ. Против его намерения командовать печатным станком попытался возражать японский ЦБ, в ответ премьер пригрозил вынести на референдум вопрос о независимости Центробанка, и на том спор завершился.
Все это оценивает А. Улюкаев, особо сокрушаясь о том, что под ударом оказались фундаментальные основы современной экономики, раз подвергается сомнению независимость ЦБ. Зампред совершенно прав с точки зрения профессионального приверженца этих самых фундаментальных основ.
А есть и другая точка зрения. Ее в понедельник, 14 января, изложил в The New York Times нобелевец Пол Кругман. То, что происходит сейчас на валютных рынках, он называет крушением некоего экономического фундаментализма. Из-за которого «в течение трех лет экономическая политика во всем развитом мире была парализована, несмотря на высокий уровень безработицы... Каждое предложение мер по созданию рабочих мест блокировалось предупреждениями о страшных последствиях... Серьезные люди упрямо пугают всех, что если мы будем печатать все больше денег, инфляция будет расти… Получается, что ничего не надо делать просто потому, что ничего и нельзя сделать, а надо просто ужесточать и ужесточать экономию, и когда-нибудь от этого сделается хорошо…».
Похоже, что японский опыт (американцы давно стимулируют свое хозяйство) будет распространяться просто потому, что других рецептов нет. Банальная экономия загоняет страны в ловушки, когда люди прекращают тратить деньги, потеряв работу, или потому, что боятся ее потерять. Тогда рабочие места начинают возникать в зонах, скрытых от налоговых служб (это, кстати, происходит не только в Китае или Испании, но и в России).
Если завтра война валютная, то какие резервы есть у России? И как налажена, так сказать, «гражданская оборона» для населения на случай вспышки боевых действий?
Резервов не видно. Это у японцев дефляция, у нас с трудом сдерживаемая инфляция. Наше население живет сильно меньше, чем на далеких от Москвы островах, но все-таки число пенсионеров растет. Промышленность теряет рабочие места (по данным Росстата — примерно 142 000 за январь — ноябрь 2012-го) и без дефляции. Уровень коррупции у нас выше, чем у японцев и даже чем на юге Европы, что придется учитывать при возможном включении печатного станка, если случится воевать. Вот японцы принимают программу стимулирования экономики объемом 116,8 млрд долл. Деньги пойдут на развитие инфраструктуры, финансовую помощь малому бизнесу и поощрение корпоративных инвестиций. Странно, но в Японии не подсчитывают, какая часть инвестиций будет разворована. У нас тоже планируется нечто подобное — за счет рублей, изымаемых из накопительной части пенсий. А неизбежное воровство предполагается примерно как естественное природное явление. Даже приличные независимые эксперты говорят по этому поводу, что затея с инвестированием в инфраструктуру все-таки хороша, так как не все же сразу сопрут, что-то и рабочих дойдет…
Производительность труда в России кратно ниже японской или, скажем, швейцарской (там тоже борются с укреплением франка). Снижение курса национальной валюты в Японии или Швейцарии способно помочь повышению конкурентоспособности тамошних товаров в сравнении, скажем, с китайскими именно благодаря высокой производительности труда. У нас нет такого козыря.
В тех странах, которые, возможно, развяжут валютную войну, худо-бедно отлажена защита мирного населения. Это, понятно, не исключает вообще жертв — война есть война, но сокращает их. Защита строится на разновидностях профсоюзов и на социальных гарантиях, обеспеченных различными институтами. У нас же в этом одна надежда — на главу исполнительной власти, что он примчится, поможет, даст, утешит. Никаких других «валютных» или прочих «бомбоубежищ» нет и не сооружается. Ничего не изменилось с 1998 г., когда люди оказались беззащитны против падения курса рубля, когда пенсии и прочее если и выплачивали в положенном размере, то без учета того, что покупательная способность рубля упала в несколько раз.
Не готовы мы воевать. Но противно и затеваться с такими не подчиняющимися никаким приказам вещами, как производительность труда или уровень коррупции. Вряд ли и попытается власть начать какие-то реальные перемены, настоящую модернизацию.
По этой теме в ВШЭ руководителем Центра региональных политических исследований МГИМО Ириной Бусыгиной и профессором Binghamton University Михаилом Филипповым накануне нового года был представлен интересный доклад. Ученые доказывают, что для развития российской экономики необходимо два направления реформ. «Беда в том, что они противоречат друг другу… Для роста экономики, с одной стороны, нужно укрепление государства.., а с другой — усиление подотчетности государства… Чтобы выполнить обе задачи, в Россию должна вернуться политическая конкуренция». Иными словами, даже думать про это не следует.
По ту сторону океана, в колонке вовсе не про Россию, а про Японию, П. Кругман пишет:
«...урок опыта Японии показывает, что выходить из длительного спада оказывается очень трудно, главным образом потому, что трудно заставлять политиков признавать необходимость решительных действий».
Японский прорыв может и состояться. Валютная война может обернуться трудным, но решительным пересмотром экономических постулатов. А может случиться совсем не то и не так, как планирует С. Абэ. Все зыбко и непредсказуемо, так как мир явно вступил в не описанную еще фазу развития.
Одно точно: в России власть продолжит свято оберегать незыблемость вековых устоев. В ответ на вызов времени начнет демонстративную подготовку к новой войне, а там, глядишь, и пронесет…
Экономика и Жизнь, №2.
