Противогазпром

Герман Греф однажды не сдержался: «Когда я думаю о «Газпроме», меня ужас охватывает». Почему?

В конце августа стало известно о письме «Газпрома» в Минэнерго, в котором газовая монополия «проанализировала» последствия присоединения России к ВТО. Анализ — дело полезное, присоединение к ВТО — событие важное, и выводы из него должны сделать все. Весь вопрос — какие.

Лично для меня самое ценное в присоединении к ВТО в том, что за развитием происходящего в отечественной экономике будет не просто наблюдать очередная международная организация; новый наблюдатель способен реагировать на действия, противоречащие своим регламентам, относительно чувствительными мерами, на что Москва в принципе согласилась. Никаких фундаментальных перемен, конечно, сразу не произойдет, но некую часть своего экономического суверенитета, о котором постоянно так печется Кремль, он все-таки уже делегировал Женеве, где находится штаб-квартира ВТО.

Анализ «Газпрома» куда любопытнее. Вот его логика. Шаг первый: членство России в ВТО может лишить «Газпром» его сегодняшней господдержки. Резон в этом есть: на стадии вступительных переговоров перед Москвой многократно ставился вопрос о нерыночных принципах, по которым действует «Газпром», совмещая монопольные позиции с выполнением политических целей Москвы. Но переговоры завершены, Россия — в ВТО, «Газпром» — остался при своих.

Тем интереснее следующие повороты «анализа». Шаг второй: господдержка и сама монополия на транспортную инфраструктуру, оказывается, предоставлены «Газпрому» «в обмен» на поддержание низких тарифов на газ внутри страны.

Теперь ясно: присоединение к ВТО развязывает руки «Газпрому» в отстаивании роста внутрироссийских тарифов. По сути, в своем письме газовая монополия ставит перед правительством ультиматум: или Белый дом отказывается от идеи Минфина об увеличении ставки налога на добычу газа, или дает добро на рост российских цен на газ. ВТО же не более чем прикрытие.

В письме «Газпром» выдает свою страшную тайну: внутренний рынок и цены на нем все более важны для газовой монополии. И дело не в жгучем стремлении исправить ситуацию, когда, горя желанием газифицировать всю Европу, «Газпром» «забывает» о российской глубинке, где о вездесущности «Мечты сбываются» знают из телерекламы, а отнюдь не из личного знакомства с голубым золотом.

«Газпром» теряет позиции на мировом рынке. Компенсация потерь на внутреннем становится для него все актуальнее.

Проблему можно и нужно сформулировать еще острее: в первую очередь именно «благодаря» трубопоклонству «Газпрома» Россия сегодня сталкивается с принципиально новым раскладом сил на жизненно важном для себя рынке нефти и газа.

Новое качество — в произошедшем технологическом рывке, приведшем к «сланцевой революции», которую «Газпром» безнадежно проспал. Все началось с добычи «сланцевого газа». За три года ее непрерывного роста в США скопились такие запасы газа, что, по оценке Ernst & Young, налицо переизбыток топлива, США готовы стать его нетто-экспортером. Остается с горечью вспоминать, что первоначальным адресатом разработки Штокмановского газового месторождения, до сих пор практически не начатого, был именно американский рынок.

Дальше — больше. В принципе та же технология, что при добыче сланцевого газа используется и при добыче сланцевой нефти, в чем опять преуспели США. В 2012 году ее добыча, по оценке Управления по энергетической информации США, достигнет 720 тыс. баррелей в сутки, или 12,5% от общего объема добычи всей нефти. А к 2020 году ее доля вырастет до 20%. Именно «сланцевая нефть» в немалой степени способствовала тому, что в 2011 году США стали (впервые за 49 лет) чистым экспортером нефтепродуктов. (См. «Новую газету», № 49 от 4 мая 2012 г. — Николай Иванов. «Труба тревоги нашей».)

Что же получается? Россия теряет свои позиции на мировом рынке углеводородов, США же становятся на нем едва ли не хозяином, во всяком случае, они уже не только крупнейший импортер нефти, но чистый экспортер нефтепродуктов, они стоят на пороге начала экспорта нефти и превращения в чистых экспортеров газа. В таком раскладе США по силам прямо влиять на цену нефти.

Отсюда два вывода. Для России один «хороший», другой «плохой». Начну с хорошего. Когда прогнозисты бьются над угадыванием поведения цены нефти, они, по крайней мере публично, не задаются вопросом, какая цена устроит США. А зря. Понятно, что ответ — это непростой баланс интересов. С одной стороны, необходимо поддержать экономику. Это аргумент в пользу снижения цены. Но, во-первых, экономика США уже адаптировалась к высоким ценам на нефть. Во-вторых, есть интересы нефтяников и разработчиков сланцевых технологий. В-третьих, есть и геополитический интерес, который состоит в том, что относительно высокая цена нефти — это сдерживающий фактор развития китайской экономики. А именно Китай — главный экономический и геополитический оппонент США.

Отсюда следует, что среднегодовую цену $60 и ниже за баррель не стоит рассматривать в качестве реальной ни в каком прогнозе, кроме фантастического. Эта цена близка к пороговой рентабельности добычи сланцевой нефти в Северной Дакоте ($50—60 за баррель), а значит, США она не устроит.

Теперь о плохом. Когда в декабре 2005 года Владимир Путин поставил задачу превращения России в «энергетическую сверхдержаву», она в принципе была выполнима. Прошло меньше 7 лет, и поезд ушел. Такова цена нынешней модели российской экономики, которую определяют сырьевые монополии. Они не способны даже поддерживать современный технический уровень добычи «своего» сырья. Расплачиваться же за это предлагается российским потребителям, ЖКХ ко всем своим прелестям становится для «Газпрома» еще и полем реванша за поражения на мировом рынке. Быть в заложниках у монополий всё накладнее.

Николай Вардуль Новая газета №96