Печать

МРОТ ТЕБЕ В РОТ!

КАК, ЭКОНОМЯ НА СОЦИАЛКЕ, СЛЕЗАТЬ С СЫРЬЕВОЙ ИГЛЫ?

Факт, что мир ускоренными темпами переходит на возобновляемые источники энергии, неоспорим. Однако это вовсе не значит, будто нефть и газ испаряются из поля зрения экономики, хотя нужда человечества в сырье год от года будет стремительно сокращаться. Какие возможности остаются у России, и как их использовать?

Для начала два сюжета. В конце июля президент Путин в режиме видеоконференции дал команду запустить комплекс переработки нефти "Евро+" на Московском нефтеперерабатывающем заводе в Капотне. А на месте события мэр Москвы Сергей Собянин, министр энергетики Александр Новак и глава «Газпром нефти» Александр Дюков докладывали президенту, что завод обеспечивает топливом 40% столичного рынка. С вводом "Евро+" уровень модернизации достигнет 80%.

"За счет использования российских технологий и оборудования создан по-настоящему современный промышленный объект с высоким уровнем автоматизации, насыщенный цифровыми технологиями и решениями", – оценил глава государства. – Существенно повысится эффективность переработки нефти, увеличится выпуск бензина, дизельного топлива и авиакеросина… Важнейшая задача и для правительства, и для регионов – создать условия, чтобы такие индустриальные проекты активнее продвигались по всей стране».

Обращаю внимание на ключевую деталь: модернизация завода началась в 2011 году, а отечественные технологии сумели поднять отбор светлых продуктов лишь до 85%. Конечно, хорошо, если глубина переработки нефти в России в среднем не выше 74%. Есть куда стремиться! Но в США, например, показатель достиг 96%, и не на отдельных НПЗ, а в целом по стране, в Европе – 85%. Так что официальные восторги вокруг события в Капотне скорее напоминают хорошую мину при плохой игре.

Другой сюжет – Амурский газоперерабатывающий завод (ГПЗ) – второй по мощности в мире. Строить начали в октябре 2015 г. как «важное звено технологической цепочки поставок природного газа по «Силе Сибири» в Китай». Дело в том, что в газе полно ценных компонентов: гелий, этан, пропан, бутан, пентан-гексановая фракция. Потребителю нужен один метан, но мы до сих пор гоним по трубопроводам весь букет смесей. Причем по цене метана, теряя баснословные деньги. ГПЗ на Амуре впервые будет извлекать эти компоненты и продавать отдельно.

Начальники рапортуют, что все идёт отлично. На данный момент, по словам главы СИБУРа Дмитрия Конова, ГПЗ построен на 66%, а пуск намечен на 2024 г. Но и здесь экспертов смущают как минимум три момента. Во-первых, ГПЗ строят в долг: полубанкротный Газпром привлек рекордную (любят у нас рекорды!) в своей истории сумму 800 млрд руб. (около €11,4 млрд) у 22-х банков, среди которых европейские, китайские, японские, ну и, конечно, российские. Но еще в январе 2019 года китайский China Development Bank отказался выделить 70% инвестиций в ГПЗ, и вообще с 2014 г. поток денег в Россию из Поднебесной только усыхает.

Во-вторых, по словам Михаила Крутихина, ведущего знатока отрасли, рынка для газохимии в ближайшей местности нет. Нужно возить по железной дороге до Владивостока, оттуда морем куда-то отправлять. А там тоже свои рынки, они все заполнены сырьем. Придется депинговать, иначе много не взять.

Ну и, в-третьих, поставляет основное технологическое оборудование стратегический партнер Газпрома немецкий концерн Linde AG, а что попроще – ПАО «Северсталь», организованное при поддержке Газпрома в рамках импортозамещения.

Частично со сбытом ГПЗ поможет Амурский газохимический комплекс (АГХК). Его с начала августа строит тоже СИБУР. Первую тестовую сваю торжественно забили в присутствии премьера Мишустина в ходе его поездки по Дальнему Востоку, а также вицепремьера Борисова и губернатора Амурской области Орлова. Пуск намечен на 2024–2025 годы. Однако эксперты и здесь углядели шероховатости. Проект оценивают в $10–11 млрд, но «инвестиционное решение пока не принято.., хотя в СИБУРе это называют техническим моментом». В переводе на русский, инвестиции примерные и будут уточняться в ходе строительства, а деньги, «как ожидается» (!), предоставят российские и китайские банки. Опять «жданки» на китайцев!

Далее, как и в случае с ГПЗ, пока весьма туманны покупатели, даже в России, не говоря уже о зарубежных. По мнению Дмитрия Акишина из Vygon Cosulting, ставка, вероятно, делается на восстановление экономики Китая и рост цен на нефтехимическую продукцию. Без этого инвестиционные риски проекта будут очень высокими.

И, наконец, опять же как с ГПЗ, технологическими партнерами СИБУРа выступают консорциум Linde и НИПИГАЗа, а также Univation Technologies, Chevron Phillips и LyondellBasell. То есть технологии высокого полета России не стали доступнее даже с потугами на импортозамещение. Да что уж говорить о химии – в пищевой промышленности доля импортного оборудования около 70%, а в мясной приближается к 100%. Почему?

Об этом говорено-переговорено бог знает сколько: нужно менять структуру экономики в пользу высокотехнологичных секторов. Недавно я писал о том, что нынче должна была бы исполниться «Стратегия инновационного развития РФ», утвержденная 8 декабря 2011 г. Лишний раз Дан Медовников, директор Института менеджмента инноваций ВШЭ напоминает в «Ведомостях», что основные показатели провалены напрочь. А ведь прежде всего намечалось увеличить долю предприятий инновационнотехнологической направленности до 40–50%, но как было в 2011 г. 10%, так и осталось. Такая же история с долей экспорта высокотехнологичных товаров в мире: должно быть 2% – осталось меньше 1%. Стратегия нацеливала повысить затраты на исследования и разработки до 3% ВВП – как было чуть больше 1%, так и осталось. Короче, все главные цели «Стратегии-2020» новый указ президента Путина перенес на 2030 г.

Но где гарантии, что они, цели эти, через 10 лет не останутся призрачными? Не то, что гарантий – шевелений в этом направлении не замечено.

– Проблема инновационной политики в том, что она носит надстроечный характер, – продолжает Дан Медовников. – Если не выстроены базовые политики – финансовая, промышленная, технологическая, научная – тонкая инновационная настройка экономики не получится. Если в стране дорогие деньги, финансово обескровленное производство, краткосрочные горизонты планирования, слабая конкуренция и гипертрофированный госсектор в экономике; если фискальная система настроена отнимать, а не стимулировать, если государственный сектор НИОКР стремится к самообеспечению, а частная наука просто игнорируется, то рассчитывать приходится на «получилось как всегда».

Но кроме переселения в надстройку, в паутину плохих, а по сути вредных для народа институтов государства, есть куда как более мощно запутанный клубок. И в российских реалиях выбраться из него невозможно. В чем же дело? А в том, что современное высокотехнологичное производство – штука дорогая, одно рабочее место обходится в $1 млн. Но деньги вкладывать почти некому: вывоз капитала за последнее время подскочил в 1,5 раза. Россия для крупных предпринимателей – слишком мутное место. Возвращать триллионы «зеленых» владельцы не планируют, поскольку не уверены с умом и гарантиями использовать на родине. А для иностранных инвесторов Россия – полигон для спекулятивных операций с тем же госдолгом. Что-то ёкнуло – и бумаги тут же сбросили, довольствуясь неким процентом. Ни более ни менее.

С другой стороны, предположим, что выполнен прошлый майский указ президента Путина: на предприятиях появилось 25 тысяч высокотехнологичных рабочих мест. Но в этом случае потребуется в разы меньше персонала, причем иной, высокой квалификации. У государства сразу выскакивает заморочка: что делать с освободившимися? Переучивать? Каким профессиям? Упомянутый высочайший указ этого не предусматривал, а значит и правительство не почесалось. Просто так платить, чтобы не отбросили коньки? Из каких накоплений? Тоже не предусмотрено. Ну, а у компаний другая мутота: где взять высоких профи на те самые высокотехнологичные места? Ведь наше образование довольствуется мизерным фонансированием: в 2-3 раза меньше развитых стран…

Поэтому власти предпочитают раздувать госсектор либо отдавать активы в управление доверенным олигархам. Заинтересованы ли такие владельцы и управленцы в росте доходов своих работников? Наивный вопрос! Если платить людям как в Германии, так не проще там и предприятия размещать? К тому же в России раздут бюджетный сектор. Начни платить больше на предприятиях – туда станут перебегать бюджетники. Придется подкармливать и последних, чтобы удержать на прежних местах. Но ведь и бюджет опять же не резиновый! В июле в казне не хватало на расходы почти трети денег, Минфин занял рекордные (и здесь рекорды!) 5 трлн рублей. Но и этого мало! Дефицит бюджета подпрыгнул до 5%, и это, помятуя про обвал углеводородной ренты, не предел. На прошлой неделе Минфин не по своей воле покинул Константин Вышковский, глава департамента госдолга, второго ключевого в ведомстве: провалил план по займам.

Когда суммируешь только перечисленные причины, а они далеко не все, становится понятным, почему в России мизерные совокупные (с социальными отчислениями) зарплаты: их доля в ВВП составляет 30%! Сравните: в развитых странах вдвое больше. Два трудяги-родителя не могут прокормить двух детей, а 40% россиян за 35 лет не обеспечивают себя приличной пенсией.

Да, на прошлой неделе ваш покорный слуга получил прибавку к пенсии 64 рубля 62 копейки! Век не забуду неслыханную щедрость родного правительства за 43 года советского и 10 лет российского допенсионного трудового стажа. Но таких, как я, не единицы: больше половины пенсионеров продолжают работать не от хорошей жизни. Хотя ЦБ бодро рапортует о низкой инфляции, эксперты Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова отмечают: после декабря 2019 года продукты, по сравнению с Европой, подорожали вдвое, на 5,2%. К концу года цены могут вырасти до 30%, а личная инфляция россиян, по данным «Ромира», превысила официальную в 5 раз.

А по поводу основного показателя мне давно хочется пошутить: МРОТ тебе в рот! «Потребительская корзина, на основе которой МРОТ считают, вместо каждых 5 лет не обновлялась уже семь, давно устарела, чуть не вдвое подорожала, а методика расчета сомнительна», – говорит Вячеслав Бобков, завлабораторией проблем уровня и качества жизни Института социально-экономических проблем народонаселения РАН. Сравните наши 12 тыс. со странами Восточной Европы: самый минимальный в Болгарии – 312 евро (27 тыс. руб.), в Польше уже 611 евро (53 тыс. руб.). В постсоветских Латвии, Эстонии и Литве – 430 евро (37,5 тыс. руб.), 584 евро (51 тыс. руб.) и 607 евро (53 тыс. руб.) соответственно. Так что полунищие народы и современная экономика – вещи далеко несовместные.

Источник: Игорь ОГНЕВ, Тюменская правда, № 34, 2020 г.