Картинка с бюджетом, которую я описал в прошлом выпуске еженедельника, не говорит, а кричит о том, что власти не в силах так отладить расходование наших налогов, чтобы если не совсем пресечь разбазаривание миллиардов, то хотя бы минимизировать потери. Вместо этого они намереваются свернуть на легкий путь: повысить налоги.
Объективности ради скажу, что в апреле Минфин анонсировал 10-процентное сокращение всех так называемых незащищенных статей и антикризисные меры. Правда, что именно урезать и на сколько, переадресовано министерствам и ведомствам. Весной Минфин оценивал экономию примерно в 490 млрд, тогда как дыра в бюджете уже выглядела в два с лишним триллиона. Да и меры эти вполне себе косметические. Например, в 2015 г. военные расходы уменьшили на 3,8%, в 2016 г. вроде бы сократят еще на 5%, но после того как в том же 2015 г. их увеличили почти в 1,5 раза – почти на 1 трлн. В последнее время Минфин и Минобороны упорно бодались по поводу госпрограммы на 2018-2025 годы: военные просили 22 трлн, а Минфин отстаивал на 10 трлн меньше.
Хотя официально точки не поставлены, однако, судя по атмосфере на заседании Военно-промышленной комиссии в концерне «Калашников» на прошлой неделе, спор решится в пользу военных. Еще раньше Минфин предложил заморозить на три года все расходы бюджета. Ну а реально, с учетом инфляции, они уже падают.
Так совпало, что неделю назад в журнале «Вопросы экономики» появилась статья премьера Медведева, в которой автор сквозь зубы признал: «…за последние два года люди стали беднее. Снизились реальные располагаемые доходы, сократилась реальная зарплата». Сквозь зубы – потому что в августе, впервые с 90-х, упала не только реальная, но и номинальная зарплата – люди стали получать меньше девальвированных рублей. Однако, судя по результатам выборов, эта ситуация население не смущает: «Единая Россия» потерпела сокрушительную победу.
И в этой ситуации многочисленные утечки из чиновных кругов упорно говорят о том, что, вопреки заверениям президента Путина, обсуждается повышение ряда налогов: и подоходного, и на прибыль, и на добавленную стоимость. Не буду описывать детали, поскольку они меняются чуть не каждую неделю. Скажу только, что цена реформы, по разным оценкам, от 2 до 5 трлн руб. в год. Еще в 5 трлн, по оценке Счетной палаты, обходятся льготы для бюджетов всех уровней, которые Минфин предлагает упразднить. В конце концов, эти триллионы лягут на плечи всех россиян. К примеру, дополнительная нагрузка на нефтяников повысит стоимость бензина.
Хочу поговорить о главном нерве взаимоотношений граждан и государства. Группа депутатов Госдумы от ЛДПР подготовила законопроект о введении прогрессивного подоходного налога. Шкала такая. Доходы меньше 15 тыс. освободить от налога вообще; с 15 до 200 тыс руб. в месяц сохраняются 13%, а с заработков выше – платятся 30% и даже 70% в диапазоне, превышающем определенные уровни. Об этом же личное мнение высказал и экс-спикер Госдумы господин Нарышкин: «Можно думать о введении разных уровней налогообложения в зависимости от доходов. Но надо считать – не потеряем ли мы в результате?»
Короткая справка. Сегодня подоходный налог в России составляет вовсе не 13%. Лукавые пропагандисты почему-то умалчивают, что 30% отчислений в социальные фонды ровно на столько же урезают зарплату каждого работника. Правда, люди об этом ни сном ни духом, поскольку налоги за них платят бухгалтерии предприятий. Короче, полноценный подоходный налог равен 43%. Для сравнения: в США верхняя планка федерального прогрессивного налога равна 39,6% плюс 5-8% – налоги штатов. В Германии – 40%.
Наши противники прогрессивной шкалы приводят два аргумента. Она существовала в 90-е и мало что давала бюджету, а вот плоская шкала резко увеличила доходы казны, вытащив страну из кризиса. Во-вторых, «прогрессивка» уведет зарплаты в тень. Эти аргументы вовсе не беспочвенны, однако оперирующие ими оппоненты почему-то умалчивают о других негативах «прогрессивки», которые куда как опаснее. Чтобы это понять, предлагаю вернуться к классикам рыночной экономики.
Джон Стюард Милль в своем трехтомнике «Основы политической экономии», приводя четыре основополагающих положения Адама Смита, предлагает остановиться на первом: равномерности налогообложения. Милль выделил именно этот пункт потому, что «у общества укоренилось его ошибочное понимание»: будто «изъятие 10-й части из небольшого дохода оказывается для плательщика гораздо обременительнее, нежели изъятие такой же части из гораздо большего дохода». Именно на этом и основана «прогрессивка». А дальше, сопровождая логику своих доказательств разнообразными примерами, Милль приводит читателя к железному выводу: «Облагать большие доходы более высоким процентом, нежели мелкие, – значит облагать налогом трудолюбие и бережливость, наказывать человека за то, что он работал усерднее и сберег больше, чем его сосед. Интересы общего блага требуют ограничивать не то состояние, которое заработано трудом, а то, которое досталось даром».
А может, Милль, не говоря уж об Адаме Смите, безнадежно устарел? Ведь своё «Богатство народов» Смит написал в XVIII веке, Миль творил в XIX… Но вот в середине ХХ века другой классик, гениальный философ и экономист Людвиг фон Мизес, разворачивает даже не тезис – словечко «конфискация», оброненное Миллем. Да еще как неотразимо это делает! Ярые сторонники вмешательства государства в рыночную экономику и права собственности, пишет он, так называемые интервенционисты, уверены, что это не снижает объемы производства. Подобные деятели главной задачей государства видят справедливое (!) распределение национального дохода. Причем в два этапа. На первом производятся товары, а когда все плоды собраны, наступает второй этап – распределение каждому его доли.
Однако, продолжает Мизес, в рыночной экономике дуализма двух процессов – производства и распределения – не существует, его придумали интервенционисты. На самом деле есть один и только один процесс. Доли распределяют не из бесхозных благ – они появляются на свет уже как чья-то собственность. И если кто- то горит желанием эти блага перераспределять, то сначала он должен их конфисковать! Проблема, однако, в том, что капитализм не может выносить регулярных хищнических налетов. Накопление капитала и инвестиции основаны на ожиданиях, что конфискаций не будет. Но если такие ожидания улетучились, то «люди предпочтут проесть свой капитал, а не сохранять его для экспроприаторов». В этом, убежден Мизес, главная ошибка интервенционистов, которые, добавлю я, рулят сегодня российской экономикой. И мы на протяжении многих лет видим – а в кризис это проявилось еще ярче – что капиталы превращаются не в инвестиции, а в самые длинные в мире частные яхты, дворцы в Англии или, например, 40 млн руб. в год улетают на перевозку любимых собачек корги самолетами. «Имеет значение не счастье какого-нибудь Креза, – пишет Мизес. – Главное – это общество и продуктивность человеческих усилий. Закон, который мешает накапливать человеку больше 10 млн или получать больше 1 млн в год, ограничивает активность как раз тех, кто добивается наибольших успехов в удовлетворении потребностей людей. Если бы этот закон ввели в Соединенных Штатах 50 лет назад, то многие сегодняшние мультимиллионеры жили бы гораздо скромнее. Но и все новые отрасли промышленности, снабжающие широкие народные массы ранее никому не известными изделиями, если бы и существовали, то работали бы с куда меньшим масштабом, а их продукция была бы недоступна простому человеку». Прогрессивный налог Мизес называет тотальным и утверждает, что его идею невозможно продумать до конечных логических следствий. Кроме одной: разрушения рыночной экономики и средства, ведущего к социализму. Что это такое, мы еще не забыли и в бесконечных очередях наелись досыта.
Скажу больше. Сегодняшние весьма скромные темпы роста ВВП в развитых странах, мне кажется, как раз и связаны с активным наступлением этих самых интервенционистских моделей экономик, с беспардонным вмешательством государства в рыночные модели, а если называть вещи своими именами – в их уродование. И «прогрессивка» – это орудие главного калибра, хотя есть пушки и послабее. Делается все это под флагом абстрактной социальной справедливости, а она у каждого – своя, и потому всеобщее счастье призрачно. Но в результате простое население получает все меньший доступ к товарам и услугам, потому что проклятые капиталисты свои накопления вывозят во всякие Панамы и прочие офшоры, а не инвестируют в экономики своих стран. Ничуть не сомневаюсь, что только разговоры о введении «прогрессивки» вынесут из России в офшоры дополнительные триллионы, которые в лучшем случае могут быть инвестированы за пределами любимой родины, а в худшем – просто проедены. Правда, президент Путин говорил, что вывоз капитала из страны снизился. Однако некоторые эксперты шутят, будто и вывозить уже нечего. Впрочем, в каждой шутке есть только доля шутки, и временами очень малая. И куда бы ни шло, если бы за «прогрессивку» ратовал «интеллектуальный центр страны» – ЛДПР или экс-спикер Нарышкин, назначенный главой внешней разведки. Хуже то, что в её пользу высказываются весьма авторитетные экономисты. Я уж не говорю о россиянах: 80% прикованы к телесериалам, которые, по словам киноведа Даниила Дондурея, мощно перекодируют нацию, шельмуя бизнес и прославляя силовиков.
Продвинутый читатель может спросить: но как быть с топ- менеджерами крупных госкорпораций, доходы которых в разы выше, чем у коллег на Западе, а эффективность этих госкомпаний падает? Ведь это – голимая дармовщина! Отвечу: ситуация властям известна, однако они, во-первых, не реагируют. Во-вторых, по данным РСПП, государство владеет 70% активами страны, а некоторые эксперты называют все 80%. Это и есть интервенционистская модель экономики, когда не спрос потребителей и не рыночные цены сигнализируют, куда, сколько и в какой момент инвестировать, а мудрый чиновник. Однако на поверку «мудрость» оборачивается ущербностью и триллионы транжирятся либо не туда, либо вовсе на ветер. В этой ситуации никакая «прогрессивка» не спасёт. Глава РСПП Шохин в ходе недавней встречи с президентом Путиным предложил за 10 лет вдвое сократить долю государства в экономике. Бюджет мог бы получать дополнительно до 10 трлн руб. в год, избавившись от дефицита, а капитализация государственных активов – повыситься на $150–250 млрд, что эквивалентно еще одному годовому доходу казны. Однако предложение Шохина оказалось гласом вопиющего в пустыне. Видно, щедрый оброк, который с населения снимают «топы» госкорпораций, – плата за их политическую лояльность.
Рыночная экономика стоит на таком иррациональном фундаменте, как ожидания. Но в атмосфере вакханалии негативных слухов, которыми институты власти торпедируют сегодня бизнес, инвестиции не размножаются. Значит, жди беды. Хотя, куда уж больше?
Игорь ОГНЕВ, Тюменская Правда